Я подарю тебе любовь - Страница 58

И до последней минуты, когда уже шли к импровизированному шлагбауму из бревна и двух ящиков, они не знали, что их ожидает. А когда отъехали, не веря до конца, что их пропустили, Мишка сунул Лене сигарету в руку:

— Покури, полегчает.

Или, когда Ленка так и не отпустила ментовского начальника, в коридоре догнала и задала свои неприятные вопросы и, довольная, сбегала по лестнице, у нее на глазах взорвалась их машина! Лена не дошла до нее метров десять, и это спасло их всех. Потому что водитель с фотографом ждали ее, прячась от жары в хилом тенечке одинокого клена, недалеко от машины.

И кто-то из них сунул Лене, сидевшей на тротуарном бордюре, зажженную сигарету:

— Покури, Ленка, отпустит!

И тогда, на темной чеченской дороге, когда спецназовцы подняли их с влажного, холодного, растрескавшегося асфальта, обложив трехэтажным матом, и один из них, прикурив, сунул ей в пальцы сигарету.

— Покури, сестричка, — посоветовал. — Пройдет!

Сейчас ей тоже надо было, чтобы отпустило и прошло.

Ленка вернулась в машину, забыв покурить, сидела и, ничего не видя, смотрела в пространство.

Потом завела мотор и поехала. К тому единственному человеку, которому могла и должна была все рассказать, она задолжала ему правду.

К тому, кого, скорее всего, после этой правды потеряет.

Денис задержался в мастерской намеренно, чтоб не маяться непривычными думами-размышлениями про Лену и про них вдвоем, сопровождавшими теперь его постоянно, а от работы он всегда испытывал удовольствие и радость.

Повернув за угол, на свою улицу, ругнулся про себя — фонарь, освещавший часть улицы, недалеко от его дома, так и не горел. Лампочка сдохла неделю назад. Он и соседи звонили электрикам, оставляли заявки, да те не спешили их исполнять.

Надо будет завтра позвонить еще раз.

Денис издалека заприметил белую машину, стоявшую возле его дома, и темную фигуру, опирающуюся о ее капот. Арбенин привычно напрягся, собрался. Быстро глянул по сторонам, вроде никого больше нет, хотя в темноте этой хрен кого заметишь, особенно если не хотят, чтоб заметили.

Не замедляя шага, он оценил ситуацию, возможные пути отхода и прикинул варианты быстро и четко — рефлекс. Он уже разглядел, что это «Нива» и что человек одет в длинное черное пальто, заметив, что «не для рукопашной нарядец-то». И почему-то неожиданно заколотилось сердце! Никогда в экстремальных или требующих немедленного действия ситуациях он не нервничал, не напрягался: видеть всю картину, решать, мгновенно оценивать обстановку! И через два шага понял: Лена! Сердце ухнуло испуганным филином и заколотилось от предчувствия беды!

Она смотрела, как он приближается, не делая движения навстречу. Черное пальто с поднятым воротником делало ее похожей на кавказскую вдову, и Денис увидел огонек сигареты, когда Лена затянулась.

Он ускорил шаг, почти побежал подошел вплотную и спросил первое, чего испугался:

— Васька?

— С ним все в порядке, — ответила чужим, незнакомым голосом, низким тоном, затянулась до фильтра, бросила в темноту бычок. — Мне надо с тобой поговорить.

Он не мог разглядеть ее лица, но вспомнил, как изменилась она тогда в кафе, потухла и постарела на глазах и как накрыла ее лицо, словно вуалью, темная отчаянная усталость.

Денис обнял Лену, прижал к себе и почувствовал, как сотрясает ее тело мелкая дрожь. Он заторопился, придерживая за талию, усадил в машину на пассажирское сиденье, подогнал автомобиль к гаражу, бегом закрыл ворота, помог ей выйти из машины и повел в дом.

Попытался снять с нее пальто в прихожей.

— Нет, холодно, — отказалась она незнакомым, пугающим голосом.

— Давай к камину, я разожгу!

— Нет. В кухню, там теплее. Попить можно? — однотонно, без эмоций.

Денис испугался за нее: этот замерший взгляд в себя, бледное лицо и голос, лишенный всяких красок. Поддерживая рукой за спину, он привел ее в кухню, усадил, включил весь свет и поспешил делать чай.

— Мне завтра надо уехать, — сказала она, оставаясь в той же позе, в которой он ее усадил: чуть боком к столу, руки на коленях. — В Казань. По делам. — И замолчала.

Он умел вывести человека из ступора паники и страха, он умел оказывать первую медицинскую помощь, он умел так отдавать приказы, что за ним шли хоть в ад!

Не зная, что с ней происходит, какая беда случилась, Денис не понимал, что делать сейчас. И как помочь! Чем?

Он принес ей чай, пододвинул второй стул, сел совсем близко и поднес кружку к ее губам:

— Выпей!

Она глотнула раз, другой, третий, смотрела мимо него, куда-то в себя, наверное.

— Еще, — сказал он настойчиво, подталкивая кружку к ее губам.

Она посмотрела на чашку, перевела взгляд на его лицо, снова на чашку, забрала ее из рук Дениса, сделала несколько небольших глотков и поставила на стол.

Встала, подошла к окну и, глядя в черноту, сказала:

— Вася не мой родной сын. Он мой. Родной. Сын. Но родила его не я.

— Он очень на тебя похож, — тихо отозвался Денис.

— Да, так сложилось, — кивнула Лена, не поворачиваясь.

Замолчала. Денис ждал, не торопил и не направлял вопросами, не представлял вообще, что говорить и как помогать ей. Лена развернулась к нему лицом, прислонилась к краю подоконника, сцепила руки в замок.

— Я брала интервью у одного историка русского зодчества…

Мужик был интересный, увлеченный своим делом, но занятой сверх меры, к тому же не москвич. Поэтому интервью у него Лена смогла взять только на вокзале, перед отходом его поезда.

Ну, хоть так! Довольная сделанным делом, прикидывая в уме, как подаст в статье их разговор, Лена заспешила к своей машине, торопясь успеть до начинающегося дождичка.