Только они двое знали и понимали, кого потерял Денис и что сейчас переживает.
Только они.
Похороны прошли помпезно, с размахом, с присутствием известных людей, представителя Министерства культуры, медийных личностей, с пафосными речами над гробом, с «горестными» лицами сыновей, принимавших соболезнования известных людей.
Виктория, в продуманном темном наряде, черном ажурном платке, все тащила Дениса в первые ряды и настаивала, отчитывала шепотом и сердилась, когда он отказался.
Арбенин стоял сзади всех, с двумя пурпурными розами и букетиком фиалок в руке. Михаил Захарович очень любил фиалки, Денис это знал и, обзвонив накануне множество цветочных салонов, нашел.
Арбенину мешали все эти люди, пришедшие в большинстве своем на «мероприятие» почти светское, себя продемонстрировать, они мешали ему проститься с родным человеком, и Виктория мешала, вызывая досаду. Она таки протиснулась вперед, оставив его одиноко стоять сзади.
Но просчиталась. Все коллеги, профессионалы и сведущие люди, подходили к Денису выразить свое искреннее сочувствие и сожаление по поводу ухода из жизни великого мастера. Они знали, кому именно надо его выражать и кто потерял больше, чем страна, и больше, чем их дело.
Виктория, заметив, что основное действие переместилось к Арбенину, вернулась, встала рядом, взяла его под локоть, когда уже большая часть значимых людей поговорили с Денисом и отошли, и представителя Министерства культуры пропустила и сильно досадовала.
Он отослал ее, когда все потянулись от свежей могилы, заваленной венками и цветами.
— Иди, подожди меня в машине.
Постоял, дождавшись, пока последние удаляющиеся по аллее спины не скрылись за поворотом, присел на корточки у могилы, разгреб немного местечка.
— Я тебе тут фиалочек твоих любимых, Михал Захарыч. — Помолчал, похлопал рукой по холодной земле могильного холмика. — Я не прощаюсь, ты присматривать обещал.
И показалось Денису, что с фотографии на временном кресте подмигнул ему лукаво его учитель.
На поминках он отметился, выдержал полчаса, понимая, что ему сейчас, как ученику, дадут слово, а он не может и не собирается говорить этим людям ничего. Это их с Михаилом Захаровичем личные дела и разговоры.
И ушел, проигнорировав очередное недовольное поучение Виктории, и не позвал ее с собой — хочешь, оставайся.
Через полгода сунулся было к Арбенину юрист от братьев Володарских, сами не удосужили визитом. Молодой хамоватый адвокатишка приехал к Денису домой, хищно осмотрел обстановку, шаря по сторонам глазами, и изложил требования:
— Мои клиенты просят вас, господин Арбенин, подписать документ о том, что вы не будете претендовать ни на какую часть работ, сделанных совместно с их отцом, и добровольно отдадите процент от тех работ, которые остались в вашем личном распоряжении и были вами вдвоем с Михаилом Захаровичем сделаны.
Денис усмехнулся, вспомнив пророчество Володарского о дележе сыновьями его имущества.
— Вам надо обратиться к юристам Министерства культуры, — посоветовал он, — они вам подробно объяснят, за что и как мы получали с Володарским деньги и где именно находятся в данный момент те работы, которые мы реставрировали, и список музеев предоставят, и частных коллекционеров. Может, вы у них попросите процент?
Адвокатишка слегка стушевался, но бойцовых намерений не оставил:
— Да, но, судя по обстановке вашего дома, кое-что вы оставили себе? И к тому же ваши индивидуальные работы помогал делать Володарский, а записи о том, что вы с ним рассчитались за это, не найдены.
— Михаил Захарович был реставратором, никогда не занимался производством изделий и не принимал участие в моих работах. Если вам что-то непонятно — в Министерстве культуры, заодно вам все объяснят и об авторских правах. Если у господ Володарских есть вопросы, пожалуйста, мы можем их решить судебным порядком, там и подсчитаем все заработанные нами деньги и кто сколько и кому должен.
Адвокатишка труханул и в данном настроении был выдворен Денисом из дома. Более его никто не тревожил просьбами поделиться заработанным.
Он трудно переживал эту боль. Все ему хотелось позвонить, приехать, поговорить с учителем. Работал с трудом, Викторию рядом и не замечал почти, она ему даже мешала. И, надо же, именно в это время она обнаружила увечье его ноги.
— Как ужасно, Денис! — стараясь не смотреть, сказала она. — Ужасно, что ты так пострадал, я имею в виду! — поторопилась разъяснить. — Как это случилось?
— Взрыв, — коротко и безразлично ответил Денис.
— Господи, что может взорваться у краснодеревщика?
Он чуть не расхохотался, посмотрел на нее, искренне пораженную, вспомнил, что про него и его жизнь она ничего не знает, вообще ничего, и не расспрашивает никогда. Ей вполне хватает знаний, кто он сейчас, что у него диплом Строгановки и известность уже мирового уровня.
О чем еще спрашивать? Действительно, о чем?
— Бутыль с лаком взорвалась, — «поведал» он.
После этого ночного разговора Виктория сама стала выключать свет перед тем, как лечь в постель, и началась другая сексуальная история, и растянулась до момента их расставания.
— Подожди, Денис! — останавливала недовольным голосом, когда он уже «в атаку» собирался. — Тебе надо уделять мне больше внимания!
— Какого? — не понял он в привязке к данному моменту.
А Виктория пояснила:
— Больше прелюдии. Понимаешь? Ты знаешь, что у тебя, как бы это сказать… несколько грубоватые руки. Значит, надо отдать предпочтение поцелуям…