— Не люблю кошек, а то бы помурлыкала, — не открывая глаз, призналась Лена.
Поощренный Денис повторил движение, — она аж спину прогнула от удовольствия. А говорит, кошек не любит!
— Легкая шершавость и загрубевшая кожа твоей ладони так возбуждает! М-м-м! Тебе не понять! — выдала она признание, от которого у Дениса встрепенулось все, казалось бы, благостно удовлетворенное мужское.
А Ленка подкрепила слова действием, прижалась к нему посильнее, и повторила трюк с ногой и опасной близостью колена к главному мужскому месту, и провела ладонью от горла до низа живота.
Денис улыбался, разомлев.
Но, поймав предательски подло мелькнувшую мысль, улыбаться перестал. Ему нелегко было спросить, попросить, но — как она там сказала?.. «Говорят, никогда не поздно начать учиться».
И он спросил:
— Ты останешься? — и напрягся, ожидая ответа.
— Не могу, — пожаловалась она легко. — Я не договорилась с Зоей Львовной о ночевке, а одного Ваську никогда не оставляю.
Дениса отпустило.
Она не останется, но не из-за каких-то женских расчетов, уловок, мыслей продуманных, а потому, что ее ждет Василий Федорович.
Он даже выдохнул облегченно, но осторожно, так чтобы Лена не заметила.
Денис поглаживал ее тихонько по спине, и это было так приятно. А он и забыл, как это приятно — гладить женщину по спине!
— Странно, — поделился пришедшей мыслью Денис, — что Зоя Львовна не рассказывала нам друг о друге. Она же знает, чем я занимаюсь и чем занимаешься ты.
— Не странно, — поглаживала его грудь Лена.
И это было офигенно приятно Денису, про такие ощущения он давно забыл.
— Мы, когда познакомились, Зоя Львовна, узнав, кем я работаю, сразу покаялась, что прессу не читает ни в каком виде, даже новости не смотрит. Говорит, так напереживалась в девяностых от валившейся на людей потоком разоблачительной информации, что сердце пошаливать начало. И она себе периодику читать запретила — хорошего пишут мало, а плохого на ее жизнь уже хватило. Извините, говорит, Леночка, но я вашей работой интересоваться не буду. Мы с Васькой и не рассказывали ей, так у нас получилось. Вот она и не знала, что у нас с тобой могут совпасть интересы.
— Пути Господни, как водится… — усмехнулся Денис. — Мои-то родители жаркие споры о политике устраивают. А Зоя Львовна, когда к ним приходит, все утихомиривает их: «Анечка, Васенька, зачем вам такие страсти?»
— Она классная! — отозвалась Ленка. — Мы с Васькой ее обожаем. Она нам родная.
Денис так бы лежал и лежал, впрочем, может, недолго, ибо оттого, что Ленка проделывала рукой и ногой, разгорался быстро и жарко. Но лежал бы и разговаривал ни о чем, вернее, слушал ее, сам говорить он не мастак.
Это ведь тоже из новых, неизвестных ему ощущений.
Но все, в чем он плавился, плыл, умиротворенный, кончилось в один момент!
Сразу!
Ленка повторила поглаживание Дениса от горла до паха, продолжила движение руки дальше, на бедро правой ноги — и замерла!
Замерла вся, всем телом, даже дышать перестала, а Денис окаменел, похолодев!
Все! Твою ж мать! Идиот!
Он никогда — никогда! — так не расслаблялся, растекаясь в неге!
Он даже забыл прикрыть ногу!
— О господи, что это? — ужаснулась Ленка, резко сев на кровати.
Он ее почти ненавидел в этот момент.
— Не смотри! — хлестнул приказом, как бичом.
Скинул резким движением ее руку и заторопился прикрыть ногу покрывалом. Она не дала. Выхватила из его рук покрывало, откинула, молниеносно переместилась, усевшись между его ног, и уставилась на то, что нащупала рукой.
Денис сделал еще одну попытку: сел, ухватил край одеяла, попробовал прикрыть.
— Нет! — останавливала она.
Отодвинула его руки, наклонилась к ноге, рассматривая.
— Прекрати! — потребовал Денис и попытался встать.
Ленка удержала, навалилась плечом ему на живот, мешая подняться.
— Нет! — не разрешила ему сбежать. У нее расширились зрачки от боли, сжавшей сердце, застучавшее как паровой молот.
Денис смирился — поздно! Ну, пусть посмотрит!
Он знал, совершенно точно — на все сто! — что произойдет дальше! Ленка посильнее других женщин, выказывать истинные чувства не станет! Посмотрит и, скрывая брезгливость и ужас, свалит побыстрее. Что-нибудь пропоет про «пора» и «в другой раз», старательно пряча от него глаза, начнет суетливо собираться, говорить без остановки, скрывая за словами омерзение.
«А на что ты надеялся?! Разомлел тут, разлегся, дурак дураком!» — ругал он себя.
У Лены сердце барабанило набатным молотом о грудную клетку, делая больно. Она наклонилась еще ниже к ноге.
От внутренней косточки лодыжки и до самого паха, через переднюю и всю внутреннюю часть правой ноги, через голень, колено, бедро тянулись многочисленные страшные шрамы. Набухшие, как веревки, и тонкие, еле заметные, неправильной, рваной формы, как клубок змей, искорежив, исковеркав форму ноги. Больше всего их скопилось на бедре.
Ленке стало плохо!
«Боже мой! Как он вообще это пережил?! И как же ему было больно!»
Денис, откинувшись на подушку, закрыл глаза, вытянул руки вдоль тела, сжав кулаки так, что побелели суставы на пальцах, и ждал, когда эта пытка кончится!
И вдруг почувствовал…
Осторожно, как совсем недавно трогала резьбу на столике, подушечками пальцев, она дотронулась до одного из шрамов. Он вздрогнул и напрягся всем телом.
— Хватит! — рявкнул хриплым голосом. — Перестань!
Ничего она не перестала, как будто не слышала его крика, прошлась пальцами по всем шрамам от паха до лодыжки, чувствуя, какой он холодный, каменный, а шрамы горячие.